2003
Фестиваль посвящен Айседоре Дункан, но это не только фестиваль чистого танца Дункан. Этот фестиваль посвящается танцу будущего, танцу, который Айседора первой показала всему миру и о котором первой рассказала всем людям. Как когда-то изменилось творчество художника с изобретением новых красок и холстов, как когда-то стала другой музыка с изобретением совершенных музыкальных инструментов, так и революционно изменилось искусство танца, после того как Дункан изобрела новые средства и приемы танцевальной техники. Это танец, который и сам не может существовать в отрыве от всех совершенных средств эстетического и художественного выражения, но при этом также является необходимой и достаточной частью такого чувственного выражения. Входя в Кельнский собор вы можете вдруг услышать в своем сознании органную музыку Баха; слушая органную фугу вы можете вдруг вообразить себе готическую архитектуру; и именно тогда у вас может появиться желание спросить себя о возможности такого особого полифонического движения человека, которое было бы достойно и соответствовало всем тем произведениям высокого искусства. Айседора была посвященной, она прикоснулась к миру абсолютных идей, она показала нам новый танец, который никогда не будет в прошлом, а всегда будет в будущем. Сегодня этот танец не имеет большого признания, и очень часто его ошибочно увязывают только с именем Дункан. Но это есть лишь ошибка и недоразумение. Айседора стала основоположницей классического пластического балета, но ведь более того, она стала автором нового пластического языка, на котором можно говорить, и которым можно выражать все свои чувства и мысли. Ее техника построена на естественной свободной гармоничной пластике движения человека. Где-то эта техника связана с античным изобразительным искусством, в чем-то она перекликается с восточными духовными практиками, но назначение ее гораздо более этого, - это шаг человека в будущее, в познание мира, в научное развитие знания, метафизики и метафилософии. Школа пластического танца пока еще не может похвастаться ни академической строгостью, ни фундаментальной полнотой, но и возраст ее еще совсем не велик. Мы являемся свидетелями процесса, процесса движения вперед, движения дальше к новым формам и средствам, движения к чистой этике, к чистой эстетике и к синтезу искусств. И если вам действительно интересна вся эта проблематика, если Айседора Дункан интересна вам не только как уникальная личность, что конечно тоже очень важно, но и как выразитель определенной высокой философии, то это ваш фестиваль! В своей основе это фестиваль танца, но если вы являетесь художником, музыкантом, философом и вообще творческим человеком, то фестиваль чистых искусств может стать для вас уникальной возможностью найти новые формы в творчестве, познакомиться и пообщаться с новыми людьми, раскрыть совершенно новые грани своего таланта.
'Классика - это тоже интересно!'
Музыковедческая прокламация. Если вы Зритель, и вас более не вдохновляет созерцание спины дирижёра и ботинок первых скрипок; если вы Исполнитель, и уже подошли к пониманию, что сколь угодно хорошо вы бы не играли технически, всё равно найдётся тот, кто играет гораздо лучше вас и значит вы уже осознаёте, что техника игры сама по себе не может являться самоцелью; если вы Композитор, и уже ощущаете потребность не только в достойном звучании вашей музыки, но и в том, чтобы она выглядела соответствующим и приемлемым именно для вас образом, когда вы уже готовы вписать в партитуру не только ноты, но и цвета, формы, партитуру движения, то есть партитуру визуального ряда; если Вы Музыковед, и при этом вы всё ещё сохранили остроту понимания сути эстетической и художественной сверхзадачи и готовы прийти к пониманию отличия чистой эстетики от эстетики вообще, то всё это означает лишь только одно, что вы уже находитесь практически на пол пути к осознанию истинной полифонии и настоящего синтеза. Именно вас мы и приглашаем на наш фестиваль искусств. Мы заинтересованы в сотрудничестве и сознательно ищем творческих личностей, которые испытывают дефицит такого общения. Это может дать нам всем непосредственную пользу от взаимовыгодного сотрудничества в реализации самых разнообразных культурных проектов на практике и в решении сложнейших вопросов искусствоведения и философии в теории.
2004
Быть дунканистами - это значит много больше, чем просто танцевать. Сейчас появляется всё больше псевдопоследователей Дункан, которые рядятся в стильные одежды и пытаются изображать из себя дунканистов. С одной стороны, это процесс крайне положительный, поскольку свидетельствует о том, что танец Дункан не уходит в небытие, а напротив приобретает всё большую популярность. Происходит процесс возвращения к истокам и к истинным ценностям. Однако, за этим кроются и опасности. Деятели, озабоченные более всего конъюнктурой и сиюминутной модой, без особого труда могут опошлить любое стоящее дело. Куда приходит коммерция, искусству обычно приходится удаляться, - дух наживы и дух творчества увы не совместимы. И не ровен час, когда нам скажут не только о том, что Дункан была основательницей стриптиза, но и о том, что стриптиз является главной основой пластического балета. Хорошо известно, как можно извратить и вульгаризировать любую высокую идею, - в истории тому есть масса подтверждений. Можно вспомнить, что такая печальная участь постигла когда-то теорию Зигмунда Фрейда, одного из трёх великих, включая Иммануила Канта, чьи идеи мы стремимся воплотить в жизнь. Несколько радует, что 'липкие руки' стяжателей и махинаторов пока ещё не добрались до учения Канта - видимо трактователям не хватает общего образования. Но для философии Дункан такая угроза уже реально существует. И всё начинается с проблемы последователей и учеников. Даже не всякий непосредственный ученик мастера вправе называть себя последователем. Ведь у того же Канта учеников практически не было, и именно потому, что тогда мало кто смог постигнуть суть его учения, да и сегодня крайне сложно встретить знатоков Канта даже в среде профессиональных философов. У Фрейда ученики были, но и они его практически предали, а потом и вовсе извратили суть психоаналитического учения. Больше повезло Айседоре, - шесть приёмных дочерей, шесть учениц продолжили дело приёмной матери и не опорочили имени наставницы. Но были ли они способны понять глубину замысла и пронести в будущее все идеи? Не были ли их танцы заурядным подражанием, много ли своего нового они смогли привнести, смогли ли они развить и дополнить учение? Ведь если сами они ещё и были истинными последовательницами, то про их следующих учениц этого порой и не скажешь. Характерно, что многие из нынешних 'последовательниц' даже и не догадываются, что у Айседоры вообще была какая бы то ни была особая философия, что тем не менее это совсем не мешает им считать себя 'дунканистами'. И никогда ещё внешнее подобие формы не означало соответствующего содержания. Блестит многое, но порой оно же почему-то и не тонет. Пусть дунканистов будет много - хороших и 'разных', но всегда важно уметь 'отделять зёрна от плевел', и не давать 'шелухе' переполнить сознание. От высокого до низменного всего один шаг, и, более того, одно диалектически не может существовать без другого. Но человек для того и наделён глазами, чтобы видеть, и мозгом, чтобы понимать. Знать разницу между чистым искусством и искусством вообще, между чистой эстетикой и эстетикой вообще, между чистым танцем и танцем вообще. Каждый пусть делает свой сознательный выбор. И порой совсем не обязательно называть себя дунканистами - главное быть ими по сути. Дункан стала основоположницей художественной гимнастики, но кто знает, если вдруг какой-нибудь из выдающихся гимнасток в силу физиологических или психологических причин более не захочется заниматься спортом, а любовь к пластическому движению сохранится? Может быть кто-то из приверженцев ритмической гимнастики от техник физического оздоровления придёт в последовательном развитии к чистому искусству? Не исключено даже, что вдруг и кто-то из почитателей классического балета осознает абсурдность и неестественность своего танцевального направления и займётся тем, что обладает действительной ценностью.
'Дунканизм - не столько стиль танца, а образ мыслей.'
2005
'Быстрее, выше, сильнее!', - звучит с арен олимпийских состязаний. Да, замечательно, вместо войн и распрей, предлагается сразиться в исключительно мирном поединке. Олимпийское движение - уникальное изобретение древнегреческой цивилизации, грандиозная попытка перевести реализацию одного из двух базовых человеческих инстинктов, инстинкта самосохранения, в мирное русло. Это ведь есть в природе человека, чтобы в борьбе за собственное выживание, уничтожать не только всё окружающее, но и даже себе подобных. Незыблемый закон эволюционирования органической материи. Однако, в результате этого же эволюционирования, человечество пришло и к императивам этики и морали, которые вдруг поставили под сомнение тот фундаментальный закон природы, и показали, что такой путь не единственно возможный. И оказывается, чтобы сохранить истинный дух олимпийского движения, необходимо чётко помнить не только первый лозунг, но и второй, не менее, а, скорее всего, даже более важный: 'Главное - не победа, а главное - участие!'. Поэтому-то так странно порой слышать иронизирование разных там спортивных комментаторов по поводу этого важнейшего лозунга. Хотя, конечно, в условиях невиданной коммерциализации олимпийских игр, происходящее может быть и вполне закономерно. Благо, что хотя бы движущим мотивом здесь стали меркантильные интересы, а не агрессивные побуждения. В какой-то мере, человечеству удалось немного перевести животную агрессивность в область финансового противостояния. Но, и здесь, подходы и представления пока остались теми же самыми первобытными. Нужно быть лучшим и преуспевающим, нужно быть успешным и удачливым. Быть только первым, пусть, даже если и любой ценой. И где-то это так же объективный закон, обязательное условие капиталистической организации труда. Социум требует идти по головам вверх, при этом правда, уже беспрестанно напоминая идущим о нормах этики и религиозных заповедях. Последнее, однако, почему-то пока так и остаётся пустой декларацией. Что и не удивительно, ведь состязательность и конкуренция по-прежнему остаются движущей силой общественного прогресса: 'Выживает сильнейший'. Этого правила нет в заповедях, что, однако не мешает, всем шагающим, этому правилу неукоснительно следовать. Получить превосходство над ближним, и не всегда потому, что этого достоин и заслуживаешь, а только оттого, что уж очень этого хочется. Дело при этом выходит, заключено не столько во вполне объяснимом культе обогащения, но и в непреодолимом стремлении отдельного индивида соответствовать неписаным правилам социума, даже если это ему лично совсем и не нужно, или если для этого нет никаких веских объективных оснований. 'Всё хорошо в меру', - нельзя любить общество более чем самого себя. Социопатия - это уже болезнь. Причём болезнь тяжёлая, и с неприятнейшими последствиями. Тогда ведь, социопатические ценности начинают разрушать личность, начинают распространяться на все сферы человеческой жизни, даже на те, где нет для этого никаких оснований. Дух коммерции приходит сегодня и в искусство. Кто сказал, что 'некоммерческое - это значит никому не нужное'? Неправда, некоммерческое - это не ориентированное на извлечение сверхприбыли. Не более. Азы политэкономии. Тогда основой является занятие любимым делом, а не соревнование за первенство. В искусстве человек не может состязаться с окружающими. В искусстве человек может соревноваться только с самим собой! Превзойти, стать выше самого себя, стать лучше самого себя вчерашнего. Вот новый смысл настоящей состязательности. Нет, и не может быть спорта в искусстве. Каждый художник уникален и самоценен, и в одночасье может так случиться, что и 'последние станут первыми'. Свободное творчество лежит в самой основе, и если судить художника, то только по совокупности и ценности сделанного, но отнюдь не в отвлечённом сопоставлении с кем-либо. Быть первым в искусстве - удел конъюнктурщиков, а в истинном творчестве первые все. Выдающимся же может стать каждый, по совокупности заслуг, вне какого-либо сравнения. Таким образом, искусство, в своей метафизической полноте, не то, чтобы входит в противоречие с эволюционными ожиданиями, но показывает нам новый виток этического развития. Конкурсность и состязательность претит искусству, не говоря уже о том, какой непоправимый вред всякие конкурсы наносят психическому состоянию, и особенно в детском возрасте. Иное дело, на фестивале, когда все награждаются и поощряются просто за участие, за творчество, за старание в индивидуальном самовыражении. Нет, и не может быть проигравших. Тогда только, и, может быть, именно благодаря этому, из детей будут вырастать не агрессивные животные, и не обезумевшие коммерсанты, а нормальные и полноценные члены человеческого сообщества. 'Мы не готовим марионеток, мы готовим творческих людей'.
Впервые удалось привлечь детей к научному семинару. Как и ожидалось, их участие в обсуждении было далеко не бессмысленным. На фоне безграмотных высказываний и жлобского поведения некоторых взрослых, суждения детей и их стремление вникнуть в проблематику выглядели вполне уместно и обоснованно. По ходу семинара было сформулировано несколько ключевых положений, которые хоть и не были раскрыты до конца, но всё равно должны быть отмечены особо и в дальнейшем нуждаются в более подробном рассмотрении. Во-первых, пластический танец является единственной гармонической формой в движении, наиболее полно сопоставляющейся классической симфонической музыкальной форме. Иных подобных танцевальных форм так и не было названо. Во-вторых, бурную дискуссию вызвал вопрос о необходимости обязательного обучения пластическому движению, равно как и музыкальному ритмическому движению, в начальной школе. Здесь мнения разошлись весьма радикально. С одной стороны публика не имеет пока вообще никакого представления о необходимости обязательного преподавания с самых первых классов основ философии, особенно в разделах основ логики, основ научной эстетики и научной этики. О метафилософии подавляющее большинство не только не имеют не малейшего представления, но даже и не слышали никогда. С другой стороны, доказывалась якобы насущная необходимость принудительного преподавания собственно бесполезной географии, сомнительной и спорной в своих заключениях экологии, ангажированной и продажной истории, абсолютно не эффективной, а значит и бесполезной школьной программы обучения иностранным языкам, и уж совершенно бессмысленных в настоящее компьютеризированное время правил грамматики, пунктуации и орфографии. В этой связи кажется много более полезным изучение языков программирования, и именно тех же правил формальной логики. То есть, в вопросе чему и как учить, не возникло никакого согласия. Собственно, никто даже не смог агрументированно обосновать необходимость обучения и классической музыкальной культуре. В таком разноголосии вопрос о пластическом движении так и остался не затронутым. Превалировало, главным образом, мнение, что обучению искусствам - дело личное и для широких масс не потребное. Тезис, очевидно, весьма и весьма спорный. Учитывая при том, исключительно странное нежелание перевести на платформу факультативов все те, выше упомянутые, и многие другие сомнительные, а не редко даже и чрезвычайно вредные для процесса образования и воспитания, дисциплины.
2006
Двоемыслие из фантасмагорического словаря новояза так могло бы и остаться недоброй литературной выдумкой Джорджа Оруэлла, если бы по этому неписанному правилу не проживали большинство людей как сегодня, так и до настоящего времени, в весьма далёком прошлом. Природа этого явления без особого труда разъясняется при сопоставлении постоянного стремления людей к чему-то лучшему, с одной стороны, и полной беспомощности перед обыденной реальностью с другой. Существуют целые кланы 'психологов', заявляющих 'на голубом глазу', что устремления - это, конечно же, очень хорошо, но повседневная жизнь идёт по совершенно другим жестоким законам. Нужно приспосабливаться и незачем летать в облаках. Сам Оруэлл, в романе '1984', то ли в шутку, то ли всерьёз, приходит к пессимистическому заключению о невозможности какого-либо позитивного общественного развития вообще. Стадо у него - это самостоятельная и самоорганизующаяся единица, живущая своей собственной жизнью и игнорирующая любые идеи и маленькие личные ценности любого отдельного индивида. Натура человеческая берёт своё, и власть толпы всегда разрушает любые позитивные стремления. Ложь и насилие - нормативы социума, так и к чему же питать иллюзии? Педагогика в глубоком нокдауне. Чему учить и как воспитывать подрастающее поколение, если 'ложь - это правда'? Не нужны идеи, долой идеалы, нужно жить без излишних притязаний. Да, человек, вроде бы, не скотина, и чем-то отличается от насекомого, но это мелочи, легко преодолимые посредством двоемыслия. 'Законы не могут быть идеальными' - заключение очевидное, однако следствия из него могут быть принципиально различными. Можно отдать законы на откуп плебсу, утвердить тем самым охлократическую власть толпы, и в результате остаться на уровне организации сообщества насекомых. А можно поговорить о совершенствовании законов и создании этих законов исходя из идей и идеалов, и вроде бы, тем самым, сохранить свой человеческий облик. Но кому это нужно, и для кого всё это вообще возможно? Для такого, по крайней мере, нужно очень хорошо себе представлять, что идеал - это отнюдь не словечко из лексикона воспитанниц Смольного института благородных девиц, а полноценная научная категория. Нет более печального зрелища, чем публичные рассуждения людей о справедливости и свободе, при полном у них отсутствии цивилизованного и именно научного мировосприятия. Ослиные уши двоемыслия так вываливаются, что за ними бывает порой и лица не разобрать. Кто-то когда-то придумал, что есть-таки истина в последней инстанции, и называется она Библия. Из неё-де можно почерпнуть и правильные законы, и принципы справедливого устройства. Мысль эта, как ни прискорбно, давно уже стала благодатной почвой для массового психоза. Оно бы, конечно, и славно, если бы только не замечать того, что религия столь же давно погрязла в подтасовках и нетерпимости, гендерной сегрегации, межконфессиональной вражде, неприятии не то чтобы инакомыслия, а и самой природы человека. Из Библии, так получается, стоящие законы почерпнуть можно весьма и весьма сомнительно. Да, немало там говорится и об истинных ценностях, но являются те ничуть не производными из теологических постулатов, а нравственными императивами, выработанными в результате длительной эволюции человеческого сознания и обоснование которых можно обнаружить в положениях научной этики. Уточнение 'научной' приходится давать всегда, дабы отделить эту конкретную этику от всего 'многообразия' прочих. В условиях повальной философской безграмотности, как-то приходится каждый использованный термин и бесконечно повторять, и раскрывать по содержанию. Массы в большинстве своём не только не владеют подобными вопросами, но и не ведают, что есть вообще такие дисциплины как, например, метафизика и метафилософия. И что есть там такие разделы как научная этика, научная эстетика, логика и гносеология. 'Незнание - сила!' Ни к чему им преподавать 'глупости' в школе, а противоречия пусть преодолевают сами через двоемыслие. 'Свобода не возможна, справедливое общественное устройство утопично, гармония порочна', - вот тот самый краткий перечень самых грандиозных маргинальных лозунгов. 'Рабство - это свобода!' Пора уже, пора бы подумать о массовом философском ликбезе, пока не стало слишком поздно... Да, безусловно, достижение на практике абсолютных категорий, не возможно, но кто сказал, что к этому не нужно даже и стремиться? Если есть ценная идея, то к ней ведь можно и приблизиться. В чём, допустим, феномен анекдота? Не только и не столько в том, что это смешно и что это есть продукт народного творчества. Главное здесь то, что проходя через цепочку постоянных пересказов и повторений, анекдот приходит к совершенству по форме, а посредством отсеивания в естественном отборе, оставшиеся произведения подходят к совершенству и по содержанию. Метафизику рождения анекдота изучали когда-то ещё древнегреческие философы, но есть опасения, что о существовании этих трудов многие люди даже и не догадываются. В искусстве же, что и в обществоведении. Не возможна в реальности абсолютно прямая линия, - это всего лишь идея. Но приближаться к ней можно максимально, и будет это приближение к идеалу. Рано или поздно будет раскрыт секрет и идеальность 'золотого сечения'. Гармонические сочетания заложены в основе истинно научной эстетики. Гармонический закон можно отыскать всюду и во всём. Но, нынешней 'модерновой' эстетике гармония уже не нужна. Эстетика пустоты и эстетика помойки захлестнули с головой современное искусство. Одни 'исполнители' с упоением демонстрируют зрителям пустую сцену, другие с неимоверной гордостью выставляют в манежах собственные нечистоты. 'Танец должен трогать за душу', - говорит нам с телеэкрана известная балерина Майя Плисецкая. Что же, замечательно. Вот только что именно понимать под всем этим? Кич и деструктивизм ведь тоже 'трогают'. Да только могут ли они стать объектами искусства? Почему вдруг, и так ли точно, трогают слушателей 'Хорошо темперированный клавир' Баха и этюды Шопена, ничего не декларирующие, и написанные, казалось бы только для упражнения пальцев музыканта? Вне канонов чистой эстетики знаменитая балерина заплутала в лабиринтах двоемыслия. 'Классический балет - это искусство!' - вот вам и ещё один сомнительный лозунг. Почему только, как ни странно, всё меньше и меньше разницы остаётся между классическим балетом и художественной гимнастикой? Сильно не хочется балетным людям становиться спортсменами или циркачами, но сегодня и у них самих уже подчас возникают сомнения в том, что можно тронуть душу зрителя, вращая тридцать два фуэте или выпрыгивая над сценой в безупречном гимнастическом шпагате. Странное то было бы зрелище, если бы музыкант на сцене бесконечно и виртуозно наигрывал гаммы, а ещё к тому же подбрасывал свой музыкальный инструмент в воздух, пытаясь при этом извлечь какие-либо благообразные звуки. Голая виртуозность - это для цирка, физические достижения - для спорта, душевные волнения актёра - для драматического театра. Сколь экзальтированной не была бы танцовщица, когда нечего рассказать языком танца, никакие пантомимические ужимки ей не помогут. И если не заключать в танец грандиозную идею 'двигать задом', то очевидно, нужно и можно отыскать какую-либо другую идею по-лучше. Язык танца тогда становится здесь не то чтобы 'священной коровой', но именно той самой идеей, к которой по сути дела можно и нужно стремиться. Так только и можно прийти к пониманию чистого искусства, к тому обстоятельству, что человек выражает свои чувственные переживания именно абсолютно разными и самодостаточными средствами. Полифония важна и необходима, но если это музыка, то ничто случайное и искусственно привнесённое в саму музыку здесь более не нужно. А если это танец, то так же необходимо говорить именно о танце в чистом виде, самоценном исключительно в самом себе. Танец должен быть не только гармоничным, но и подчиняться в своей структуре всем абстрактным гармоническим законам. И уж на сколько он сможет приблизиться к Абсолюту по форме, вне всякого содержания, которого нет и в чистой музыке, мы сможем прояснить только воспринимая всё явно увиденное нами. Воспринимая чувственные переживания танцора, положенные на музыку, но именно через танец выраженные. Воспринимая танец в чистом виде, и 'слушая' язык танца таким, каков он есть, вне чего-либо наносного или побочного. 'Красота спасёт мир. Красота природы, мир человека, спасёт может быть.'
http://troul.narod.ru/tr-festival.htm
http://panow.narod.ru/g14/g14dunc.htm
..texts
http://idvm.narod.ru
http://troul.narod.ru/center.htm
..index